Басего-Ослянская Транстаежная Экспедиция

почитается достоверность; и я старался

по возможности наблюдать оную как в моих

собственных примечаниях, так и в собранных

              известиях, не отступая нигде от истины»

Лыжный маршрут второй категории сложности «Басеги – Ослянка» считается классическим у пермских туристов. Он связывает два горных массива на Среднем Урале. Считается, что название первого произошло от старорусского слова «баский», что значит «красивый», а второго от слова «ослядь» или «оследина» - «бревно».

 Басеги – обобщённый топоним. Так именуют хребет меридионального простирания, включающий в себя три обособленных образования: горы Южные Басеги (851,0м), гору Средний Басег (994,7) и гору Северный Басег (951,9). Они разделены значительными по ширине и длине понижениями. Гора Ослянка в свою очередь, наоборот, представляет собой однородный горный массив, на котором незначительно возвышаются отдельные гребешки.

 Горная цепь Урала в своей средней части практически прерывается, поэтому гольцовые (безлесые) вершины Басегов и Ослянки выделяются, как бритые затылки паханов возвышаются над братвой - увалами и низкогорьями, покрытыми тайгой.   А меж ними буквально пропилила себе дорогу на запад стремительная и порожистая красавица Усьва.

Такая обособленность вершин в рельефе в купе с транспортной доступностью привлекают внимание туристов. Особый шик путешествию придаёт отметка «1119,4» г.Ослянки – как никак высшая точка Среднего Урала. А восхождения на «самые высшие точки» всегда греют душу туристу. Однако сказать, что это очень популярный туристический район было бы преувеличением. Не больше четырёх-пяти групп посещают эти красивейшие места за зиму, и в основном в феврале-марте. Летом народу гораздо больше: горы Басеги полностью находятся на территории одноимённого заповедника, и штатные научные сотрудники регулярно проводят там свои исследования; проходят там практику и студенты географического факультета ПГУ.

Наш путь таков: Пермь-Горнозаводск электропоездом, оттуда до п.Вильва на автобусе, там встаём на лыжи и совершаем траверс всех Басегов, затем переход под г.Ослянку, частично по лесовозной дороге, спуск к заброшенному п.Бол.Ослянка и по дороге в пгт Северный Коспашский, а далее рейсовым автобусом в Кизел и на электричке в Пермь. Два года назад этот маршрут был пройден на снегоходах, только в обратном направлении.

Возможностей посетить заповедник у меня уже было несколько, но я всегда выбирал другие варианты. Четырежды побывав в Вишерском заповеднике на северо-востоке области, я скептически относился к Басегам, считая их сильно уменьшенной копией северного собрата. Надо сказать, что так почти и оказалось: для пересечения из конца в конец Басегов надо два дня, а для Вишерского эта цифра в пять раз больше.

Так вот, собралось нас в поход 8 человек из Горного клуба Перми: 4 парня, 4 девушки. Артём (руководитель), Илья, Алексей, Ренат, Марина, Света, Наташа и ещё раз Наташа. Соответственно: три физ.географа 4 курс, ихтиолог 4к., природопользователь(от этого слова у меня мурашки - кто такую жуть придумал) 3к., эконом географы 1к.маг., гидролог 4к. Все из ПГУ, причём 7 географов. То есть были представлены почти все специальности географического факультета, кроме метеорологии. Ах да, не было ещё «туристов», в которых от туристов одно название, за редким исключением. Состав не совсем оптимален для лыжного похода, в смысле девчонок многовато, но как уж получилось.

Физ.географы на охотничьих лыжах (охотники), а Ренат на лесных (лесник)- они почти в 2 раза уже. Девчонки, кроме Светы, на солдатских лыжах (ширина как у «Бескид» сантиметров 7, только без стального канта). Света на новинке отечественного рынка – лыжах «Рыбак». По ширине что-то между охотничьими и солдатскими.

Зачем я столько внимания уделяю лыжам. Западный склон Уральских гор, где проливают большую часть своих горьких слёз атлантические циклоны, славится замечательными сугробами, достигающими к концу зимы на подветренных склонах мощности 4 метра. Поэтому, если охота передвигаться не с черепашьей скоростью, то надо быть обутым в охотничьи лыжи. Забегая вперёд, скажу, что со снегом нам повезло. Для середины зимы его выпало очень мало – всего 1 метр. Плохо, что 1/3 этого метра высыпала прямо перед нами и не успела уплотниться, хорошо, что нижние 2/3 периодически держали на себе лыжников.

Итак, выехали утром из Перми 16 января 2005 года в Горнозаводск. Там на привокзальную площадь к 19.00 по-местному, в пятницу и воскресенье, подают ПАЗик до посёлка Вильва. Так случилось и в тот  пасмурный вечер. За полтора часа доехали до моста перед р.Вильвой. Там нас пересадили в более проходимый вахтовый «КамАЗ», и уже на нём мы доехали до посёлка оставшиеся два километра. Пересадка объясняется просевшим мостом, через который не рискнёт ехать трактор, чистящий дорогу. А «ПАЗ» за мостом сразу бы застрял в снежной каше. Вахтовка же уверенно преодолела финишный участок. К сожалению, не увидели Соколью гору, что возвышается прямо за мостом. Она сформирована горными породами – туфами – результатом вулканической деятельности.

Пока пересаживались один геолог, из стоявшей перед мостом партии, стал навязывать нам свою пламенную дружбу. То ли от простоты душевной, то ли потому что он бывший турист аж со 120-литровым рюкзаком, то ли оттого, что кончилась огненная вода, а скорее, от всего этого вместе взятого. Но как только он узнал, что угостить нам его нечем, нездоровый свой интерес переключил на попутчиков. Те геолога тоже быстро разочаровали, и пришлось ему ехать с нами в Вильву, чтоб там, наконец, утолить жажду.

Пока ехали в автобусе местные завалили нас всякими бестолковыми советами. Какой-то «мутный» дедок, с усмешкой, поведал нам, что н-цать лет назад замёрзло шесть туристов. Короче из всей галиматьи, лившейся на нас, можно было почерпнуть лишь искорки полезной информации. Но один товарищ действительно помог нам, проводив по приезду до дома главного инспектора.

Официального разрешения на посещение у нас не было, его надо получать в администрации заповедника в Гремячинске, что было совсем не по пути. Зато мой научный руководитель составил письмо от Русского Географического Общества о том, что мы не просто так приехали, а с целью взять пробы снега.   Инспектор и научный сотрудник, к которому мы затем заглянули, хорошо знали моего руководителя и отнеслись к нам доброжелательно. Переписав участников похода, они снабдили нас важной информацией. Показали дороги и подтвердили наличие отмеченных у нас на пятисотметровом плане (квартальная разбивка) изб. Помимо этого плана у нас были генштабовские километровки и двухкилометровый региональный атлас, так что от недостатка картографического материала мы не страдали. 

На ночь нам отвели гостевой дом с недавно топленой печью за 18 руб/чел, а утром пообещали оказию – вахтовый Урал уезжал за рабочими на лесосеку, как раз в нужном направлении. С утра, из-за этой неожиданной попутки, мы не успели доварить завтрак, и пришлось его выкинуть. Зато 12 километров не пришлось идти пешком.

В утренних сумерках, заспанные и голодные, но всё-таки счастливые, мы залезли в кунг (пассажирский салон) Урала. Там была заботливо растоплена буржуйка, поэтому все тут же закемарили. На нужном отвороте добрый водитель разбудил нас и ещё раз объяснил, как дойти до 96-го кордона. Все стали пристёгивать лыжи, пока ещё непривычными и оттого неуклюжими движениями. Не смотря на неоднократные примерки, у кого-то всё-таки возникла проблема, и Артём, как заботливый папа, наклонился к лыжам, чтобы помочь. Это я уже видел краем глаза, так как начал тропить по нечищеному отвороту - навстречу робкому рассвету.

       «Человек в состоянии победить многие неудобства жизни,

 если только он воодушевлён любознательностью, если цель,

которой он желает достигнуть возбуждает в нём живой интерес»

 Через пять часов, уже порядком устав, дотопали до искомого кордона. Помимо опрятной избы с большими сенями, обнаружили беседку, бесполезную зимой, и нужник, полезный в любое время года. Радость вызвала большая куча чурок под навесом, которые оставалось лишь расколоть. А вот нары оказались маловаты для восьми человек. Бортовой журнал показал, что избу довольно часто посещают инспектора из Коростелёвки (в 3-х км) - последний раз были 4 дня назад. Мы, как порядочные туристы, тоже отметились

Перекусили, и троица охотников ушла тропить на завтра под недалёкий Южный Басег, который мы почему-то всё ещё не видели. Девчата и Ренат остались готовить ужин для именинника Алексея, колоритнейшей личности в нашем отряде. Он отличается добрым нравом, «выразительным животиком», как сказали девчонки, и неопытностью ходьбы на лыжах. Последнее он скоро подтвердил, въехав в нас с пологой горки и опрокинув кружку с чаем, остывавшую на снегу. Мой возглас негодования и хохот Артёма обрушились лавиной на ошеломлённого Бешеного Барсука. Это было первое, из четырёх полученных Лёхой, за поход, прозвищ.

Вместо того чтобы протропить как можно дальше, мы решили слазить на начинающийся гребень Юж.Басега, покрытый останцами. Измучившись крутым подъёмом по залесённому склону, мы вылезли на гребень, но пронизывающий ветер быстро согнал нас назад. Ничего сверху мы не увидели: сквозь рваные клочья облаков еле пролядывало солнце, и всё вокруг было затянуто мглой.

 Вечером в уюте таёжной избы мы отпраздновали День рождения нашего горячолюбимого Алексея. Именинник щеголял в тельняшке с двумя зашитыми пробоинами на пузе. Как оказалось, это старые боевые раны: одну он получил штыком во время Брусиловского прорыва, а вторую при штурме Зимнего…. Герой, что тут скажешь.

Следующий день нас встретил такой погодой, о которой мечтает в сладких снах турист. Скромный ярко-красный диск солнца крался к верхушкам белоснежных елей, а облака у горизонта всё больше набухали алой кровью рассвета и как вата растворяли её в себе. Я был просто бесконечно счастлив в тот миг и преисполнен благодарности жизни за то, что она есть. Никакие восхождения не приносят мне такого морального удовлетворения как эти драгоценные минуты. Несколькими днями позже в прекрасную погоду мы взошли на вершину Ослянки, но те мгновения топтания на вершине отложились равнодушием в моей памяти. Трудно объяснить такую избирательность…

Я уходил последним из избы, и когда нагнал своих на крутом и длинном подъёме, то солнце добралось уже до верхушек елей и оставило свой пурпурный наряд среди ветвей, представ в новом оранжевом платье. Обгоняя Свету, застрявшую на крутом взлёте, я шёл «ёлочкой» по целинному снегу и не мог оторвать взгляд от своих лыж, где играли друг с другом, вскидываемые при движении пушинки снега, оранжевые от солнечного света. Божественно…

 После подъёма нам открылся бесконечный вид на восток - настолько прозрачен был воздух. Виден был Мясной Камень и более близкий, но не выразительный, Дикий Камень. Если бы начали путь из Нововильвенского, то можно было пройти и через них.

Этот чудесный день мы посвятили траверсу Южного Басега по восточному склону. Северная оконечность этого хребта очень похожа на Таганайский Откликной гребень. Затем прошли мимо живописной скалы Дикарь и стали искать таинственный кунг на большом субальпийском лугу по пути к Ср.Басегу, маячевшему на севере. Доминирующий розовый цвет исходящий от заходящего солнца превратил луга в сказочные поляны, а корявые берёзы в милые деревца и окрасил Ср.Басег в нежный постельный цвет. Жалко, я уже был не в состоянии оценить всей этой красоты: накопившаяся за день усталость и необходимость поиска этого долбаного кунга мешали расслабиться и просто насладиться природой. А назад, на юг, лучше было не смотреть: с Юж.Басега и с его продолжения – Басежной поляны, ветер срывал такие зловещие флаги, что становилось не по себе; длинный снежный шлейф периодически закрывал солнце и тогда становился хорошо виден его маленький зимний диск.

Кунг стоял на опушке криволесья и был почти полностью заметён снегом. Опознавательным знаком, как нас и предупреждали, послужила высоко торчавшая труба. Первое проникновение произошло через форточку, лишь позже отвоевали дверь. Интерьер в стиле «тайга-закон»: нары и печка, сделанная из бочки. Долго вычищали изнутри снег, таскали из лесу дрова, поэтому к растопке приступили не скоро. Прошло ещё с пол часа, пока буржуйка нагревалась. Но именно тогда, задыхаясь и обливаясь слезами от дыма, я понял, что зря мы нашли этот кунг. Утром я был убеждён в этом до конца.

Наверное, так душили людей в Освенциме. Чтоб не замёрзнуть, приходилось топить печку всю ночь, а она, душегубка, никак не хотел дымить в трубу, и всё норовила выкурить нас под холодное ночное небо. Вечером пришлось продублировать её костром за дверью, иначе ужина мы бы не дождались. Ночным кочегаром - эсэсовцем, волею судеб, оказался Ренат, как непоместившийся на нары и как обладатель самого тёплого спальника. Он спал на рюкзаках и иногда ночью я ему завидовал, ибо дымовые атаки на нары были ужасны. Народ, наверное, ночью при смерти был, можно сказать на краю, но добрый Артём всех нас выручил быстро (открыл форточку), ещё бы, а бы кого не берут в руководители. Закрыть только вовремя забыл.

А ещё вокруг полной луны было гало, и я боялся, что утром вдарит такой мороз, что наш поход может оказаться радиальным.

Не смотря на «козни» кочегара, утром все проснулись, плохо только, что не в полном здравии и, наверное, с помутившимся от дыма рассудком. Тропилось в этот день не ахти, а зловещее ночное гало меня нагло обмануло. Только рассвет был на славу – ни дать, ни взять, утро апокалипсиса: багряные полосы вспарывали у горизонта предутреннюю мглу и корявые берёзки, казалось, ещё больше гнулись в заискивающем поклоне являющемуся на страшный суд Зверю. Полная противоположность вчерашнему, романтичному рассвету, при тех цветах и оттенках. Видимо всё зависит от интерпритации.

Но Зверь, видимо, апокалипсис решил отложить и обратно зарылся в земную твердь. А небо постепенно затянули мрачные низкие облака, скрывшие все окружающие нас горы. Планируемое восхождение на Ср.Басег пришлось отменить. Мы стали обруливать вершину по лесу с востока, изредка наблюдая в прогалах между деревьями крутой восточный склон. Что ж, в другой раз, да и физическое состояние не располагает к набору трёхсот метров высоты.

Вышли к северо-восточным отрогам Ср.Басега и сразу за ними стали подниматься на седловину между горой и скалами Басежатами, но видимо сделали это рано, да к тому же забрали на запад. В итоге въехали на ещё один отрог Ср.Басега, круто спускавшийся к северу. Но нет худа без добра: открывшийся вид дал возможность полноценно сориентироваться. Во всей пасмурной красе предстали Басежата, напомнившие мне опять Откликной гребень Таганая (что за наваждение), а на севере виднелся последний оплот Басежской гряды – Северный Басег, точнее его нижняя половина, не закрытая пеленой облаков. На огромной поляне его юго-западного склона уже угадывались очертания домов – стационара ПГУ, где мы рассчитывали переночевать.

Небольшой, но крутой спуск показал, насколько плохо обстоит в нашей команде дело с этим элементом лыжной техники. Как ледник оставляет борозды выпахивания в своём ложе, так и пол команды оставили после себя замечательные канавы. «Героем матча» стал, конечно же, Лёха, получивший к тому времени уже вторую кличку – Чесночник, за любовь к этому ароматному «фрукту». Он весь склон избороздил своей задницей и так засадил лыжную палку в какой-то сугроб, что её искали минут пятнадцать.

Настроение как-то резко приподнялось от вида домов, и мы стали двигаться быстрее. Первый раз за поход пересекли следы лося – вот это да – непонятно как он ходит, когда ноги утопают в снег более чем на пол метра. На финишной прямой Тёма подбавил ходу, но, по-моему, куда-то не туда, да ещё залез в бурелом. Я шёл вторым, решил не повторять его скачку и увёл всех за собой, в направлении, которое считал правильным. Тёмича почти сразу докричались, а впереди пошёл Лёха и вскоре тоже стал отклоняться в сторону от указанного пути. Я чуток отстал и решил срезать закладываемый ведущим крюк. Иду, значит, уже по опушке поляны, и вдруг, рядом, из снега вспархивает рябчик. Ну, к таким неожиданностям я уже привык и почти не испугался, а вот птица, видать, от страха, стартовала с закрытыми глазами, или вообще, спросонья окуляры протереть не успела, и как въедет с размаху в ёлку. Отскочила, разбрасывая крыльями посыпавшийся сверху снег, и тут же ринулась на повторный отчаянный штурм, в такую маленькую дырку между ветвями, что еле продралась. А вокруг чисто поле…  

Вышли на дома биологов. Дров у них не оказалось, поэтому решили попроведать жильё географов – там фортуна улыбнулась нам: огромные нары, здоровенная печка, поленница дров и как бонус – полторы буханки мороженого хлеба под потолком. Теперь можно с чистой совестью съездить помародёрничать к биологам. Разжились там сухой морковной стружкой и каркаде. И на том спасибо. А изба, где мы разместились, стала напоминать сушилку – всё в шмотках. Печка - буржуйка оказалась прожорливой, почти как Тёма, но и грела хорошо. Ещё бы обложить кирпичами, так цены бы не было.

Это была превосходная ночёвка, особенно после кунга. Полноценно отдохнули и полностью просушились. 

На следующий день была такая же пасмурная погода, и, обогнув Северный Басег с востока, мы взяли направление на северо-восток, к устью р.Порожной, куда выходила нужная нам лесовозная дорога. Но, спустившись с отрога, шли почти чисто на восток и выбрались к вывалу леса, в который так не советовал лезть мой научный руководитель. Но отступать некуда, позади, если и не Москва, но крутой склон, по которому только что с грехом пополам сползла наша dreamteam. Обходить уже тоже поздно. Остаётся вперёд – напролом. А что такое вывал леса?

В августе 2003 года прошёл смерч и полосой, более семи километров длиной, скосил лес. Ширина основной струи около пятисот-семисот метров – там лес просто выдран, как будто великан сорняки полол на своей таёжной грядке, а на периферии (по километру в стороны) выстоял самый крепкий лес. Не дай бог, сунуться в эти места летом, Зимой же они всё-таки проходимы, но удовольствия мало. Вообще, такое природное явление как смерч для Урала не характерно и происходит редко. Поэтому, можно сказать, что нам повезло.

Вскоре вышли на Порожную. Лыжи, слава Богу, никто не сломал. Промахнулись с устьем солидно, вниз по реке пришлось спускаться два с половиной километра. Но это оказалось лучше, чем, если бы шли прямо на устье, ибо направление совпадало с вывалом. Глубокий снег на реке всё же лучше бурелома.

Но что это за здоровые проплешины на обоих берегах Порожной впереди. Ах, ребзя, нам сказочно «повезло» ещё раз подивиться на буйство стихии. Здесь просто беспредел – реку пересёк вывал. Он был в этом месте на несколько сотен метров уже, и поэтому всю свою дурную силу вложил в основную струю. Как машинка на голове новобранца выстригает дорожку волос, так и здесь вихрь небрежно проехался по матушке-земле, оставив после себя такой хаос, каким не могут «похвастаться» даже российские вырубки леса. Впечатление усиливается оттого, что один берег круто спускается к реке и на вывал можно посмотреть, как будто сверху. Выстояли в борьбе со стихией только могучие кедры – с обломанными верхушками они походили на склонивших голову, но не поверженных витязей.

Перед завалом я провалился под лёд. Без последствий – упал с большим куском льда, который застрял наклонно к воде, а я на нём так улёгся, что только лыжу замочил. Тёмич, впопыхах, ломанувшись меня спасать, чуть сам не рухнул рядом, но потом, отойдя на безопасное расстояние, с помощью лыжной палки помог мне вылезти. Скорее всего, лёд встал в большую воду, потом уровень упал на 20-30 сантиметров, а лёд так и остался с большой палец толщиной возвышаться над водой. Лёха тоже было попытался поплавать, но до воды не добрался, оставив после себя аккуратную круглую прорубь. А в целом по речке идти довольно комфортно, если забыть про глубокий снег. Всё-таки прошло больше года после пронёсшегося смерча, и весенняя вода прочистила русло.

Только один единственный завал на реке заставил нас вылезти на хаос береговых брёвен. Жалкие 60 метров мы обходили пол часа. Я шёл пред последним, а Лёха замыкал цепочку. Вдруг слышу позади себя полувздох-полукрик с нотками отчаянья в голосе. Оборачиваюсь. Алексей находится в позе новорождённого финна или шведа, ну тех, про которых говорят, что появляются на свет с лыжами на ногах. «Вые…ся решил» - слышу я его смеющийся голос. С полуметрового обрыва, где все люди лесенкой спустились, «легковозбудимый» решил спрыгнуть, а ля участник гигантского слалома, где аж подпрыгивают на старте, отталкиваясь палками от земли. Но прыжок у него не получился, а недавний обед утянул на зад.

А новую кличку Лёха получил накануне вечером за просыпающегося в нём перед сном Дон Жуана, который жаждет женского общества.

На следующем обрыве решил «вые…ся» уже я, и всё прошло удачно, видимо, у меня обед успел усвоиться. Но всё когда-нибудь кончается, кончился и бурелом, и мы снова вышли на «простор речной волны». И опять выматывающая тропёжка: триста шагов сам – уступи место товарищу. А устье куда-то пропало. Оно как всегда появилось неожиданно в каком-то непредсказуемом месте.

В Усьве оказалось все 70 метров ширины, как на карте. А мне не верилось. И полыньи. Крадусь первым на тот берег как тигр, и петляю при этом как заяц, выбирая, где лёд понадёжней. Страшненько - как никак, подо мной с пол метра воды точно будет. Но всё прошло без приключений.

Метров пятьсот затем спускались вниз по реке до разрушенного моста. По пути угодили разок в подлип. Вылезли на северный берег. Дорога, естественно не чищена. Снег не держит. А тропить нам по скучной прямой дороге сегодня-завтра 12 километров. С ужасом думаю о предстоящих позже ещё 45-ти км тропёжки по дороге из Большой Ослянки в Северный Коспашский. И такая грусть наваливается, что хоть спать ложись. И погода подстать настроению – низкие серые, безразличные ко всему, тучи. А на юге, за Усьвой, смутно проглядывалось подножие Сев.Басега. Где же ты – «король, оранжевое лето, голубоглазый мальчуган», почему покинул нас.

Решаем со следующего дня привлечь к тропёжке и Рената, нашего лесника.

Тёма начинает резко поднимться в горку от реки, оставляя после себя на дороге две осыпавшиеся канавки. Иду за ним и представляю как ему тяжело сейчас и прикидываю, на сколько его хватит. Скоро сменяю и просто офигеваю от усилий, необходимых, чтобы двигать лыжи. Но случилось то, что всегда случается в таких безнадежных, по сути, ситуациях. Я просто вдруг перестал проваливаться. Те самые пресловутые 2/3 старого снега стали держать, когда отошли от реки. Прибавляю скорости, но скоро останавливаюсь, потому что Тёма продолжает проваливаться до «низу» и практически тропит заново. Он на 15 кг тяжелее меня, тяжелее рюкзак, и ему не помогают 185см длины лыж, против моих 165. Девчатам и Ренату приходится разгрузить тропозавра (так тогда я нарёк Артёма). После этого Тёма стал проваливаться только периодически. Шедший первым в то время оказывался в наилучших условиях, а вот все остальные, особенно второй и третий часто уминали глубже лыжню. Это раздражает.

Так прошли 4-5 километров и встали лагерем прямо на дороге. Впервые в палатках. Снега мало и девчонки вырыли просторную яму под костёр рядом со штабелем брёвен с вырубки. Поставили две палатки. Вообще, мне понравилось, как организованно и быстро обустроили бивак.

В этот вечер в отряде появилось понятие «звёзды». Одну звезду угадать не составит труда, а второй стал я. Уже лёжа в палатке нам с Лёхой пришло в голову составить гороскоп на день грядущий по знакам зодиака. У козерогов, которыми мы являемся, каждый день был обычным. Даже скучно как-то, по сравнению с раком (Артём). Звёзды предрекли ему тропить «раком» каждый день. Скорпиону (Свете) надлежало жалить рака в согнутое место, если будет пятиться. А у остальных знаков прогнозы были относительно благоприятные.

Ум человеческий открыл много диковинного
   в природе и откроет ещё больше,

          увеличивая тем самым свою власть над ней.

Следующий день подарил нам опять тёплую и пасмурную погоду. Впереди скучная тропёжка по дороге и выход под гору Одинокую, что рядом с Ослянкой. Под Одинокой по проверенным данным находится изба, и нам, кровь из носу, как хотелось в неё попасть. Поэтому предполагался большой переход. Когда сойдём с дороги, надо 10 км пройти по азимуту, в условиях ограниченной видимости. А к тому моменту я уже понял, что ходьба по азимуту не наш конёк. Что ж – это будет своего рода день проверки – посмотрим, способны ли мы выполнить задуманное.

Желание дойти до избы так подстегивало нас, что по дороге мы развили приличную скорость. Даже снег, почувствовав наш боевой настрой, почти перестал проваливаться. После моста через р.Першу дорога круто взбирается в гору и я там так припотел, идя первым, что однажды капля пота сорвалась с брови на щеку. Это для меня серьёзный показатель напряга летом, а зимой тем более. Одежда, естественно промокла насквозь: свитер спереди напоминал волосатую грудь кавказцев, покрывшуюся инеем. Меня окутали печаль и усталость. Пасмурная погода непроизвольно порождает первое и усиливает второе. Нормальное настроение вместе с силами ушло в небытие, и я все надежды возлагал на обед, который неизменно возвращает мне и то, и другое.

В хорошую погоду г.Одинокая как маяк среди океана тайги – не промахнёшься. Но нас природа в тот день решила экзаменовать на профпригодность. И мы его сдали. В конце, правда, экзаменатор нас чуть-чуть подтянул.

Свернув с дороги, мы по азимуту точно(!) вышли в устье притока Перши и стали подниматься вдоль другого притока в болотистые верховья. Там немного сбились, но шли всё же нужным галсом. Время вечер, избы не видно, Одинокой не видно и вообще ничего не видно, кроме ёлок и берёз. Силы иссякли, и надежда на уютный ночлег окончательно покинула меня за несколько минут до того, как я увидел Её, выплывшую из дымки. Не совсем там, где ожидал, но это она – наша спасительница. «Товарищ экзаменатор, я знал, вы – хороший человек». В тот момент я полюбил эту красивую крутосклонную гору, с таким печально-романтическим названием – Одинокая. Облака тем временем стали рассеиваться и за «спиной» у Одинокой стала проглядываться Ослянка.

Уже в сумерках по луговым полянам мы подходили к избе. Эти луга врезались мне в память ощущением чего-то сказочного. Какой-то невероятный розовый оттенок покрывал всё вокруг. Стоим у нижней опушки поляны, под сенью Одинокой, смотрим карту, а я смотрю на поляну, покрытую таким очаровательно-девственным снегом, и понимаю, что, сейчас, я росчерком своих лыж нарушу эту красоту.

Как нос корабля разрезает волну, так и кончики моих лыж режут снег, хоть вроде и корочки наста нет, но что-то заставляет почти не осыпаться подрезанный слой и вся эта корочка такая нежно-кремовая в сумерках и в таких маленьких пупырышках, что свет, отражённый от облаков, наделяет их маленькими очаровательными тенями.

Изба оказалась без дров, но с печкой и нарами. Чтобы исправить первое, начали поиск сушин в близлежащем лесу. И были неприятно удивлены полным отсутствием последних. После почти получасового рысканья вчетвером по лесу я таки нашёл достойное сожжения дерево, метрах в ста от избы. Оно тщетно маскировалось под живую пушистую ёлку, и только когда я приложился обухом топора к стволу, обнажилась мёртвая сухая натура. Таскали поленья уже ночью, но в фонариках не было необходимости – луна светила как прожектор на расчистившемся небе.

У меня в тот вечер усталость достигла той степени, когда чувство голода уходит на второй план. Я думаю, если прилечь в таком состоянии в сугроб, то сначала уснёшь, а потом замёрзнешь, скорее всего, не просыпаясь. В этом тоже есть для меня какой-то кайф, какая-то непонятная патологическая притягательность – смерть так близка, так безобидно проста и незаметно прекрасна, что… . И луна так ярко светит.

С лучших времён в этой маленькой избе осталось приколотое к закопченной стене алое полотнище с изображением вождя пролетариата и символом семидесятилетней эпохи – серпомолотом. Под знаменем, во всю ширину избы, нары, застеленные соломой. Над ними маленькое банное окошечко, покрытое льдом. Оно медленно оттаивало от горящей рядом свечки. Печка оттаивала ещё медленней, а на улице тем временем стремительно холодало. Поэтому Лёха снарядился напоить уставших и озябших путников чаем, приготовленным на горелке.

Как работает печь, мы так и не разобрались. Всё пламя, весь жар засасывало в трубу с такой тягой, что нагревалась больше не печь, а она. Котелок, стоявший на специальном отверстии для нагрева, вообще, оставался не у дел. Лёха отстранил меня от печки, заявив, что знает, где собака зарыта. С этими, ну или почти с этими словами, он передвинул дровишки из глубины буржуйки к дверце и действительно, пламя, проходя через всю печку, стало обогревать не только трубу. Не успел я, как следует похвалить Лёху, как печь опять показала свой норов, почти полностью погаснув. Потуги Лёхи реанимировать пламя не увенчались успехом, и его сменил Тёма. Он загрузил дрова по-старому, и стали мы печь использовать только как источник тепла, а макароны сварили на газу.

На нары 8 человек влезло с трудом, и то «валетом». Договорились ночью по очереди подкидывать дрова в печь, но видимо очередь за всех занял Ренат, так как дежурил всю ночь один. В 6 утра он разбудил меня, чтобы я приступил к приготовлению завтрака, а сам лёг спать на освободившееся место. Отдыхал ли Ренат до этого, для меня осталось тайной.

Я сварил вкуснейшую за весь поход кашу на сухом молоке. Овсяную, со сгущёнкой. И главное, это была именно каша, густая и наваристая, а не суп, и не слипшаяся однородная масса. Все оценили по достоинству и хотели тут же назначить меня вечным дежурным. А секрет наваристости в том, что блюдо просто успело постоять без огня под крышкой. А то туристы обычно накидываются на еду, когда там ещё пузыри идут, не дав блюду настояться. Я попытался также сделать омлет из сухого молока и яичного порошка, но получился бульон с кусками омлета – тоже вкусно, хотя несколько непривычно, из-за жидкости.

Погода тем временем окончательно установилась на отметку «прекрасная», и встав на лыжи, мы начали путь к вершине Ослянки, траверсом обходя Одинокую с юга. Ясное голубое небо, по-которому мы так соскучились, радовало глаз, а низкое зимнее солнце освещало массивную, лоснящуюся от света, тушу Ослянки. На лицо все условия для восхождения! Сердце так и пело: «Вперёд, вперёд, быстрей, пока не налетели тучи». Но я зря боялся - тучи не налетели ни в тот день, ни в следующий – установилась ясная морозная погода.

Мы прошли среди застывшего белого воинства елей по седловине между вершинами и стали взбираться с юго-востока на Ослянку. Сразу стал неприятно докучать довольно сильный западный ветер - пришлось одеть маску. И почти тут же пришлось снять лыжи из-за начавшегося крутого склона. Да и идти по плотному фирну, пытаясь ставить на ребро охотничьи лыжи – сущее издевательство.

Сначала залезли на красивый скальный гребень к югу от главной вершины. Открылся потрясающий вид на Басеги. Из плоской белесой пелены облаков торчали две треугольных вершины Северного и Южного Басегов. Из-за такой иллюминации, казалось, что в них, как минимум, пара – тройка тысяч метров высоты. Холмистый запад терялся у горизонта в дымке, а прямо под нами несла свои воды могучая Косьва, петляя змейкой среди уральских предгорий. На юго-востоке, вся в лучах полуденного солнца, очаровательно сверкала крутыми боками Одинокая. Чуть к северу от восточного направления высилась громада Конжаковского Камня, а рядом «толпилась» его свита: Косьвинский и Казанский Камни.

В товарище Чкалове к тому времени проснулся дух великого первовосходителя Тенцинга Норгея и он стал рваться к вершине как паломник стремится попасть в Мекку. Что ж, Лёху можно понять – это его первое(!) восхождение. Кожаный лётный шлем, за который он и получил последнее, окончательно закрепившееся прозвище, вызывающе блестел на солнце. Я ему по-хорошему завидовал: столько отваги, столько пылкости было в нём – это надо видеть! На лице выражение сурового мужества, в движениях непривычная резковатость. Он говорит мне: «Дай я пойду первым». Отвечаю, что пусть лучше первым пойдет Тёма, как более опытный товарищ, и как руководитель. Лёха не настаивает на своём, но после гребня всё-таки вылезает вперёд и ведёт всех за собой на вершину. Мой утренний пыл к тому времени совершенно растаял, стало скучновато, а восхождение казалось чем-то обыденным. Шёл последним, периодически расчехляя «Зенит», и никуда не спешил. «Определённо, зимой Басеги и Ослянка красивей, чем летом - думал я, – это подтверждает и Марина, проходившая в августе здесь практику». Летом все эти вершины – нагромождение камней, а сейчас я никак не мог отделаться от ощущения Больших Гор. Длинные хищные тени от гребня настойчиво вызывали в памяти воспоминания о других, куда более высоких Вершинах.

Высшая точка Ослянки оказалась на удивление невыразительной и тура мы не нашли, но шоколадку по традиции съели. И сфоткались, ест-но. Внизу, между увалов, на берегу Косьвы, стал виден забытый Богом и людьми посёлок Большая Ослянка, в который к вечеру мы хотели попасть. Сброс высоты предстоял солидный: с 1119,4 до 264,8 м. Стали спускаться на дорогу из Камня (ещё один заброшенный посёлок) в Большую Ослянку. Жили в этих местах ссыльнопоселенцы, но в 90-е всех их отпустили. Остались гнить лишь пустые дома.

 Слезли с вершинного купола, надели лыжи, и началось…. Просто безграничное наслаждение ехать по трёхсантиметровой снежной целине, закладывая на неуклюжих охотничьих лыжах подобие виражей. Но не всем было так радостно. Света, похоже, имела что-то личное против виражей и торможения, поэтому ехала строго прямо и, набрав скорость останавливалась исключительно падениями. Некоторые из них выполнялись настолько профессионально по-каскадёрски, что я жалел, что нет видеокамеры, заснять всё это «безобразие». Одно падение мне запомнилось особенно. Как следует разогнавшись с крутяка, Света, аки реактивный истребитель, взлетающий с палубы авианосца, откинулась назад на трамплинообразном заструге и, уже, вроде, оказалась в горизонтальном положении на рюкзаке, как вдруг сила инерции толкнула её вперёд и, сделав просто потрясающий по красоте и динамичности полукувырок вперёд, Света воткнулась головой (Ай!) в наст; лыжи в это мгновение описали над ней свой, потрясающий воображение, фристайловский пируэт. Смех обуял нас. И почти никакой жалости, зная, что Света привыкла падать и, главное, железна, в устремлении оттачивать своё таинственное мастерство. Вольному - воля …

Ветер исчез, как только стали спускаться, и только свистел в ушах при езде, солнце ласково грело, лыжи послушно резали податливый снег, неслись мимо пейзажи и товарищи – КайФ. Чем не горнолыжный курорт. И ведь хотели сделать, но что-то не срослось.

Как танк мчится на всей скорости по степи и при попадании снаряда в гусеницу может запросто перевернуться, так Наташа(гидролог) летела по склону и …, короче, сломала лыжу. Примотали обломанный кончик скотчем, дождались, пока до нас допадает Света и стали спускаться по начавшемуся криволесью, где склон стал ещё круче. Тёмич проявил мастерство горнолыжника, съехав почти отвесно вниз и ни разу не упав. Его лыжня оставила всех в недоумении – как сие возможно. Я лично там нападался вловоль. Товарищ Чкалов к тому времени уже понял, что за хитрые доски у него на ногах и исполосовал весь склон своими зигзагами. А Свету в тот раз мы ждали особенно долго. Вообще, как оказалось, для девчат спуск – самый сложный момент в лыжной технике, а лучше всех с ним справлялась Наташа (географ).

Дальше пришлось ехать по бывшим вырубкам, заросшим мелколиственным лесом. Чисто джунгли. Поэтому впереди старался ехать я, потому что спец по джунглям. Лёху вперёд не пускал – бурелом не его стихия – сказывается неопытность ходьбы на лыжах по пересечённой местности. Выехав на дорогу, обнаружили, что снежный покров был нарушен с пол месяца назад бураном с прицепом.

Вечерело. За спиной маячил покрасневший, как нашкодивший первоклассник, массив Ослянки. Мы спускались по дороге к посёлку. Буранный след, к сожалению, почти не облегчал тропёжку. Первые дома вынырнули как всегда внезапно, не чувствовалось, что уже спустились к Косьве. Я и Артём зашли в них, на предмет ночлега. Тёма угодил в свинарник, в прямом смысле этого слова, я же попал в жилой дом, где была буржуйка, железные кровати, да только это был свинарник в переносном смысле слова: содранные обои, осыпавшийся потолок, выбитая форточка, кровати лезут на стены, и главное, какое-то гадкое ощущение покинутости. Я вышел на улицу и не окрикнул, уходивших дальше ребят, решив, что подвернутся варианты почище. Пройдя ещё чуть-чуть, мы увидели основную часть посёлка и два поднимавшихся дымных столба на его дальнем краю. Ура!

Солнце село. В разрывах туч переливались какие-то грязно-красные полотнища, а перед нами открылся покинутый и отданный на поругание посёлок: пустые глазницы окон, бездумно глядящие на сумеречных гостей, а если зовущая пустота была заколочена досками, то молчаливый упрёк читался на покосившихся брёвнах; прогнившие насквозь и обвалившиеся крыши бараков; какие-то непонятные, с башенками, строения на берегу, словно последние зубы старухи. Всё это страшно и печально, особенно под багровыми стягами на вечернем небе. Я опять окинул взглядом всё вокруг и представил, как здесь когда-то бурлила жизнь, ходили и месили извечную грязь промысловых посёлков люди в извечных галошах и сапогах, замызганных фуфайках и кепях, в глубокий затяг курили цигарки и, харкая слизью от ядреного табака, запрыгивали в опять же забрызганные по зеркала кабины длинных лесовозов и сопровождаемые глухим рёвом надрывающихся моторов уезжали в тайгу. «Неужели это было…, неужели это было, так давно».

Но пейзаж уже не занимал наши умы – как магнитом тянул к себе поднимавшийся дым, обещая кров и пищу.

К многосемейному бараку, в крыле которого теплилась жизнь, мы подошли по свежей лыжне. Расчищенные тропки, откопанный от снега бортовой «Урал» с паяльной лампой у колеса, указывали, что хозяева, не случайные здесь люди. А грузовик поселил утопичную надежду – вдруг подвезут.

Подошёл бородатый старик из бани (второй дымок) и мы познакомились. Оказалось, жильцов двое. Второй – мужик лет 35-ти.

Приняли они нас без особого радушия, но и за порог не выставили. Разместили в большой комнате. Помимо неё есть ещё маленькая комната, где спали хозяева и кухня. Комнаты расположены вокруг печи, поэтому везде тепло. Заметив мешки с картошкой, я стрельнул у них на суп. Вообще, хавки я увидел много, что ещё раз подтверждало мою догадку, что люди здесь надолго. На столе была кучка карамели, но они даже девчонок не угостили.

Сказали, что работают в лесной службе, охраняют лес (от кого? дорог нет!). Скорее уж технику сторожат: «Урал», да может, и буран где-то стоит – в сенях от него гусеницы валялись. Ещё сказали, что туристов в этом году не было, да и, вообще, зимой их очень мало, а дорога в Северный Коспашский не чистится который уже год, лыжня же их только до разрушенного моста через Косьву, и на «Урале», конечно же, они никуда ехать не собираются. Так рушатся замки из песка, построенные в обмороженном мозгу.

Спал как младенец. Утро обрадовало температурой -28*С и кристально чистым небом. Ослянка казалась каким-то инородным телом на горизонте. Что мы здесь делаем? Зачем уходить из тепла? Уходить скучных 45 км по дороге до следующего тепла. А это два дня, то есть, скорее всего, ночёвка в палатке на морозе. Бр-р-р.

Перед отправлением сфоткался с занятным плакатом «Счастливой вам охоты», где глухарь, сидящий на сушине, токует на фоне заходящего солнца.

Высоту, которую вчера с такой лёгкостью сбрасывали, пришлось целый день постепенно набирать до 450 метров. Первые 3-4 часа ходьбы были неприятны из-за слишком колючего мороза. Я постоянно тёр голой рукой нос, так как он постоянно норовил замёрзнуть и терял чувствительность. Рука в это время тоже успевала замерзнуть, и я отогревал её в краге. Ресницы периодически смерзались, и вся одежда вокруг лица покрывалась инеем от дыхания. А шли как раз по распадку, и солнце никак не могло до нас добраться.

Зато к обеду идти стало очень комфортно. Температура повысилась под ярким солнцем и тропёжка превратилась в приятную лыжную прогулку. Смотришь под ноги и видишь, как искрятся снежинки в солнечных лучах, слышишь, как приятно похрустывает подминаемый лыжами снег и как смеются позади девчонки, придумывая какую-то новую сказку.

Встали на ночь в хорошем месте. Но это была одна из самых холодных ночёвок в моей жизни. Как ни укутывал ноги, пальцы всё равно сильно замерзали. Специально даже маску одел, чтобы не залазить с головой в спальник, но инстинкт взял своё – проснулся в позе эмбриона в глубине комбайна. Перед отбоем и перед подъёмом грели воздух в палатке горелкой – очень помогает согреться и ботинки можно разморозить. Правда, без «косяка» не обошлось. Когда открыли кранчик, газ сначала не шёл, а потом незаметно стравил в виде жидкости. Поэтому, когда я чиркнул спичкой, струя пламени ударила в потолок палатки, а спальник, на который пролился газ, загорелся. Чуток прожгли.

Ночью мне захотелось в туалет, а поскольку своё решение вылезти из спальника я принимал ещё будучи во сне, то и обращался к снившемуся в этот момент Тёмичу. Но получилось, что дурацкую просьбу «можно выйти в туалет» я высказал лежавшей рядом Свете, чем немало удивил её. Она спросонья тоже не врубила что мне надо и почему я называю её Тёмой, поэтому добро на выход дала незамедлительно. Тёма вообще спал в другой палатке, и естественно никакого разрешения на справление нужды у него выпрашивать не надо. Зато на следующий день, когда Света рассказала о моей просьбе, было интересно послушать. Я с трудом вспомнил о своей выходке.

Утром поставили перед собой задачу обязательно дойти до Северного-Коспашского. Погода не свирепствовала – появились облака, хотя морозец остался. А когда спустились к развалинам деревни Семёновки в долину реки Няр, то все на своей шкуре почувствовали, что такое температурная инверсия. В низине оказалось градусов на 5-7 холоднее, чем на возвышенной местности. Сразу стали замерзать пальцы на руках, опять начало прихватывать нос и иней от дыхания кристаллизовался на воротнике. Как только вылезли из «ямы», тут же потеплело.

Переход. Привал. Переход. Привал. И так до вечера. Один "перекур" запомнился тем, что «звёзды» изображали орудийный расчёт. Было самим смешно до коликов, а девчонки, вообще, еле держались на ногах от смеха. Помимо этого была ещё куча «прогонов» от которых резко повышалось настроение и хотелось жить, как то: прицеп полевой кухни полный каши сброшенный нам с самолёта – мы представляли как всё вокруг будет забрызгано кашей и как зайцы после нашего ухода будут обжираться ей; принцы на белых конях задумчиво бродящие рядом с нами по лесу и которых наши девушки никак не могут заметить; группа поддержки на финише из очаровательных красоток в купальниках, которые кинутся целовать Лёху и его лыжи и примёрзнут губами к ним.

Когда дорога в конец осточертела, вышли на охотничью лыжню, скоро переросшую в свежий буранный след. По нему, в наступающих сумерках, мы быстро под гору преодолели последние километры до Северного-Коспашского – депрессивного посёлка городского типа. Дыра, если охарактеризовать кратко. Держится на единственной шахте. Оттуда сразу уехали в Кизел на рейсовом автобусе и переночевали там у Светы дома. Как приятно попасть в домашний уют после похода!

На следующий день 25 января на электричке уехали в Пермь. Всё.  

ВСЕМ, КТО ПРОЧИТАЛ ПРОИЗВЕДЕНИЕ – С ВАС ОТЗЫВ! (для участников похода обязательно).